Иногда можно заметить, что общаясь с людьми, вдруг замечаешь, как в одни и те же слова люди вкладывают самое разное значение, порой прямо противоположное тому, которое ты подразумеваешь. Ещё можно наблюдать, как в новостях (т. н. официальных, т.н. оппозиционных, равно как, и в иностранных), обзорах, заметках, репликах и в т.н. аналитических материалах по разному поводу, слова часто используются не по назначению: заведомо неподходящие, искажающие смысл и одновременно саморазоблачающие. Ибо ничто так не заметно, как именно то, что пытаются спрятать или, наоборот, демонстрируют напоказ.
Без слов человек неспособен что-либо определить и решить для себя самого. Образы и чувства, пребывающие у нас в головах, сердцах и других органах и частях тела (как например, «сидит в печёнке» или «мороз по коже», «греет душу» и т.д.), с каких-то очень давних времён не представимы без словесного отражения для человека. Весь мир для человека состоит из слов, а то, что не названо и пока не знакомо, будет описано по аналогии с уже известным и названным, а потом обретёт и своё имя. Бывает и наоборот: возникнет вдруг слово или словосочетание (например, атомная бомба), а уже потом создаётся (или где-то вдруг находится) и сам предмет этому слову соответствующий.
Благодаря многократному повторению стало общеизвестным психологическое утверждение о том, что страшнее всего для человека — неизвестность. Если буквально на головы падает нечто неизвестное, взрывающееся и расцветающее зловещим огненным ядовитым грибом или нечто вообще невидимое, без запаха и особых примет разрушает, убивает, заражает и заставляет мутировать всё к чему прикоснулось, то такие непонятные явления для человека страшны и невыносимы. Но знание того, что сверху падают ядерные бомбы, а вокруг стремительно распространяется не что-нибудь, а именно радиация, побеждает столь страшную для человека неизвестность. Так, благодаря всего лишь, правильно найденным словам, страшная неизвестность сменяется для людей ужасной, но известностью.
Но пока дело не дошло до ядерной войны (например), есть ещё возможность с помощью слов (ибо они, по сути своей — грозное оружие против неизвестности, пустоты и их подручных) не дать возможности любителям острых ощущений насладиться ядерным грибом. Сложность при этом будет состоять в том, что неугомонные разрушители будут использовать (уже используют) слово «мир», подразумевая при этом своё «право на первый удар». Они (эти люди) будут предварять и сопровождать свои действия огромным потоком слов: лишь бы изменить устоявшиеся термины так, что их и не узнаешь — глядишь и правда можно и даже нужно будет бомбить, чтобы, значит, скорее наступил «мир». Всё это — сила слов.
Разные слова и даже, казалось бы, укоренившиеся привычные понятия и термины иногда со временем меняют своё значение. Порой непосредственно по воле людей, порой по более сложным причинам. Многие ли теперь помнят, что раньше в русском языке слово «наверное» означало не степень неуверенности, а наоборот — определённость: наверное — значило обязательно. Раньше в немецком языке слово «нервный» применялось к человеку с крепкими нервами: невозмутимому и спокойному. Можно предположить, что подобное изменение смысла слова на прямо противоположный, связано не только с текущими языковыми процессами, но непосредственно с изменениями, происходящими в самих людях и мире.
Слова живут, стареют, умирают, рождаются, порой вновь загораются потерянным уже светом. Словом можно утешить, ранить, убить, воодушевить, ввести в заблуждение, открыть глаза, пробудить, навеять сон и многое, многое другое. Подбирая нужное слово, мы ищем самую подходящую аналогию своим переживаниям, чувствам и образам, проносящимся в нас, рядом с нами, мимо нас, очень далеко от нас. Но точность (в математическом смысле) в словах необязательна: неточное, взятое из «смежных областей» слово скажет зачастую больше и вернее, чем тщательно отобранный и проверенный по справочнику подходящий по всем параметрам безукоризненный термин.
Порой бывает невыразимо приятно почитать отдельные фрагменты из сочинений современной учащейся молодёжи. Видишь сразу две вещи: во-первых, количество «каши» в головах относительно интерпретации отечественной и мировой истории и культуры выросло по сравнению с прежними, даже контролируемыми советскими временами, значительно, во-вторых, несмотря, на этот и прочие факты нашей непростой реальной жизни, юные дарования, время от времени, пользуются словами по назначению, то есть в целях оживления жизни.
Например, такие симпатичные высказывания молодых: «Иван Грозный убил много влиятельных бизнесменов, мешавших ему управлять государством», «при Екатерине II страна покрылась университетами» и о ней же: «меняла фаворитов как колготки» — всего лишь вместо привычных всем перчаток появились колготки, а каков эффект. Или такое, на самом деле глубокое наблюдение какого-то школьника: «До коллективизации голодали по одиночке, после коллективизации голодали все вместе». А вот, например, очень милое предположение некой ученицы, а, может быть, ученика: «Грамотной женщине легче выйти замуж, легче родить ребёнка. Грамотность способствовала решению демографических задач». И, наконец, вот такая политэкономическая путаница, но с изрядной долей прозорливости: «Врагов советской власти называли дивидентами. Дивидентское движение росло и ширилось». Справедливости ради, действительно следует сказать, что вопрос сращивания диссидентов с дивидендами ещё довольно мало изучен.
Не в последнюю очередь, изучая такие, казалось бы, непритязательные детские тексты можно воочию видеть, что слова в своём сочетании не всегда несут смысл прямо и непосредственно, но по более сложной траектории, задевая в ходе движения другие слова, оживляя ассоциации, фантазию и память одновременно. При этом смысл слов не будет утерян; если же слова заведомо лживы или совсем не на своих местах, то и эта информация непременно дойдёт до внимающих (привет, «свободолюбивые» СМИ, привет, «независимые» журналисты и профессиональные защитники «права»). Слова несут в себе не только уже известные и, так сказать, опробованные смыслы — они создают смыслы новые, новые реальности.
Перечитав по случаю этой заметки небольшую, но сильную статью Андрея Белого «Магия слов» (1910 года), я в очередной раз поразился его проницательности, а оттого и неперестающей актуальности. Приведу лишь один абзац: «Всякое познание есть фейерверк слов, которыми я наполняю пустоту, меня окружающую; если слова мои горят красками, то они создают иллюзию света; эта иллюзия света и есть познание. Никто никого не убедит. Никто никому ничего не докажет; всякий спор есть борьба слов, есть магия; я говорю только для того, чтобы заговорить; фехтование словами, имеющее вид диспута, есть заполнение пустоты чем бы то ни было: теперь принято затыкать рот противника гнилыми словами; но это не убеждение; противника, возвратившегося домой после спора, тошнит гнилыми словами. Прежде пустота зажигалась огнями образов; это был процесс мифического творчества. Слово рождало образный символ — метафору; метафора представлялась действительно существующей; слово рождало миф; миф рождал религию; религия — философию; философия — термин. Лучше бесцельно пускать в пустоту ракеты из слов, нежели пускать в пустоту пыль. Первое — действие живой речи; второе — действие речи мёртвой. Мы часто предпочитаем второе.»
Иногда мы предпочитаем первое.
Кирилл Кретов
Comments