top of page
Фото автораСолнечное Искусство

Продавец счастья


Необычайная дерзость зазвучала вдали у дверей, втиснулась в вагон электрички.


– Купите божью коровку. Исполняет любые желания. Загадаете, чтобы сын стал президентом – станет. Или миллионером – завтра же будет миллионером.


Я перестала читать и, глядя сквозь мутное оконное стекло, прислушалась.


– Разные фигурки у меня есть, кому какую надо. Загадывайте желания. Есть ложки, деревянные, лёгкие – неделю в печи сушились. Расписные с хохломой. Положите такую ложку на стол на праздничный стол – никто не поссорится, все будут дружны. Потому что хохлома такое вот действие оказывает, прежде все это знали, непременно такая ложка на столе была.


– А есть ложки из можжевельника – краска на такие не ложится, да и ни к чему им. Ароматные можжевеловые ложки. Из ясеня есть ложки – тут такое дерево редкость, южное дерево, из Ставрополья. Подставки под горячее из можжевельника – не только удобные, но и лечебные, берите.


Голос позади меня раздавался ближе. Пассажиры напротив глядели мне за плечо, внимали с интересом, ожидая от рассказчика новых невероятных подробностей.


– А бывает, что гости нагрянут нежданные, и хочется чего-нибудь сладенького, чем-то угоститься, а ничего дома нету. Тогда поставите на стол вот эту чашу, и всем сразу станет сладко, хорошо.


Свою околесицу продавец нёс с вызывающим удовольствием, умиротворяясь каждой новой небылицей. Покупатели охотно его теребили, и он не скоро миновал меня. Я увидела седовласого человека в кепке, который то и дело склонялся к своей сумке, извлекал из неё то ложку, то поднос, то точёную, изящной формы чашу – ни дать ни взять, чаша Грааля, разве что с хохломской росписью.


Продавцы без небылиц – с суперклеем, суперкосой, суперфломастерами, суперкрымскойлавандой от моли и головной боли – время от времени проходили сквозь вагон, неслышимые и невидимые: мир внимал исключительно ложкам из ясеня и можжевельника.


«Всем доброго дня», – в вагон втиснулся шарманщик, загудел микрофоном, – «Господа офицеры...». Других песен шарманщики не знают и все как один поют «задушевно». Но этот хитрец угадал верный тон – печальный как лермонтовская осень, как последний саундтрек к титрам американского фильма.


Мужчина древнеримской внешности медленно отвёл взгляд от окна и приподнял подбородок, пытаясь разглядеть поющего, словно отыскивал взглядом узнаваемую офицерскую безысходность. Денежную купюру он извлёк из кармана почти тайком, стараясь ничем не выдавать своих чувств.


– Воздух будет у вас здоровый, целебный, – пояснял продавец, вжавшись в спинку сиденья и пропуская к выходу исполнителя песни. – Размером поменьше нету, спилы такие у можжевельника.


– Из ясеня ложки закончились, – разводил он руками, – из можжевельника только остались, только что последнюю продал.


– Мне котика и божью корову, – заявила продавцу дама слева от меня.


– И мне, – сказала её соседка.


Продавец пробирался вперёд-назад по вагону со своей сумкой, распахивал куртку, извлекая из потайных карманов котиков и коров, пассажиры ахали и улыбались, что-то поясняли друг другу, протягивали руки к фигуркам, тянулись за ложками и подносами, смешное детское счастье негромко гудело в вагоне. Невольно радовалась деловая девица в строгом пальто, непривычно растягивал уголки губ античный герой, тут и там люди прятали в карманы и сумки пакетики с лакированными божьими коровками и прочим счастьем.


Стихли незаметно небылицы, растворились в счастии человеческом – ушёл продавец, скрылся в тамбуре электрички. И вслед за ним, опомнившись, метнулся призрак прежнего, грядущего – выскочил на перрон, но не разглядеть его: очень мутные стали окна у электричек.


Лола Кретова

12 просмотров0 комментариев

Comentarios


bottom of page